В тени другого - Страница 11

— Я тоже знал. Но всё-таки мы встретились. Спустя столько лет. Давай обнимемся, братишка!

Я, не раздумывая ни секунды, подошёл к нему и обнял. Именно по-братски. Даже Вадика я никогда так не обнимал. Потом мы сели на скамейку. Стоял по-настоящему жаркий день, середина июля — самый разгар лета и летнего зноя. Мы сидели в каком-то московском парке (я там доселе даже не был ни разу, и, честно говоря, не знаю, как меня вообще туда занесло), где мой брат обычно писал свои картины. Он — художник. Причём не просто там какой-то любитель, нет, у моего брата есть дар. Дар от Бога. Чтобы понять это достаточно взглянуть на его картины — так рисовать могут только по-настоящему одаренные люди.

— Как тебя зовут? — Спросил я его. — Должен же я как-то тебя называть.

— Руслан. А фамилия у меня Макеев.

— Очень приятно. А я Андрей. Андрей Шереметьев.

— Взаимно, — мы пожали друг другу руки.

Потом Руслан показал мне свои картины. Он действительно был талантлив. Писал он всё — природу, животных, птиц, людей. Всё, что его вдохновляло. Сейчас, например, он писал летний пейзаж — зелёная поляна, на которой стоит несколько стройных, с пушистой изумрудно-зелёной кроной, берёзок, вдали серебрится речка, а ещё дальше, за речкой, начинается сосновый лес.

Мы разговорились. Вспоминали детство. Оказывается, Руслан вырос в детском доме. В небольшом городке где-то под Москвой. Там он закончил школу-интернат и приехал сюда, в Москву. Начал работать. А в свободное от работы время рисовал. Это его хобби.

Слушая рассказы брата о детском доме, я вдруг почувствовал, как у меня сжимается сердце. От жалости к брату и от страха. От страха, что на его месте мог быть я.

— Ты знаешь, — будто прочитав мои мысли, добавил брат, — я никогда не страдал от того, что я вырос без родителей. В детстве, конечно, я мечтал о нормальной семье, о маме, папе, но потом… Потом я понял, что могу быть счастлив БЕЗ семьи. И сейчас я счастлив. У меня есть всё, что я хочу, Андрей. Всё, что мне нужно для счастья.

— А что тебе нужно для счастья?

— У меня есть хорошие друзья, любимое дело, которому я буду предан до конца жизни. У меня есть мечта, к которой я постепенно иду. И есть свобода… Да, я свободен. И я счастлив. Я просыпаюсь и думаю о том, как прекрасен рассвет. А потом беру бумагу и краски, сажусь и начинаю его рисовать… Это и есть СЧАСТЬЕ, Андрей.

Слушая брата, я вдруг задумался о том, о чём прежде ещё никогда не думал. До встречи с Русланом мне просто не приходило в голову думать о таком. А сейчас вот пришло. Я думал о том, счастлив ли я. И знаю ли я вообще, что такое счастье. И что такое свобода. И выводы мои по этому поводу были самыми неутешительными.

Я не был счастлив. Вся моя жизнь это ложь. С самого рождения. С того момента, как нас с Русланом разлучили. В моей жизни нет ничего настоящего. Даже моё имя и то не настоящее. И фамилия. Она мне не принадлежит. У меня нет настоящих чувств и настоящей мечты. Нет любимого дела. Нет никаких талантов. Я даже не коллекционирую марки. Я никогда ничего не коллекционировал. Я никогда не писал стихи. Не вёл дневник. Меня никогда не привлекала музыка и не интересовала живопись. Я абсолютно пустой и никчёмный человек.

А потом я спросил Руслана о НЕЙ. О нашей матери. О той женщине, которая когда-то жестоко определила наши судьбы, отдав меня в семью Шереметьевых, а его просто выбросив, как ненужную вещь. Впрочем, я тоже был для неё ненужной вещью. Просто ТОГДА мне больше повезло. Тогда.

— А что о ней говорить, — равнодушно пожал плечами брат, не отрываясь от своей картины, — я предпочитаю не думать о ней. Раз мы ей были не нужны, то что теперь? Это её выбор.

— Ты её ненавидишь?

— Ненавижу? Нет, ты что. Я к ней вообще никаких чувств не испытываю. Её для меня просто не существует.

— А если бы ты её встретил, чтобы ты ей сказал? — Не унимался я.

— Не знаю. Наверное, ничего бы не сказал. У меня своя жизнь, у неё своя. Мне от неё ничего не надо. Но и ненависти я не испытываю. Раз она так поступила, значит, у неё были на то свои причины. Без причины ничего не бывает. А если она действительно виновата, то пусть её судит Бог.

И тут я понял ещё кое-что. Это было неприятно, но правда вообще редко бывает приятной. И особенно для меня. В моей жизни не было ни одной приятной правды. И вот сейчас, глядя на Руслана, я осознал ещё одну правду. Он лучше меня. Лучше во всём. Он талантлив. Он умён. Он умеет прощать. Он простил ЕЁ. Женщину, сломавшую наши жизни. А я нет. Я не умею прощать. Я глупый, злой и бездарный. Я полное ничтожество.

Потом мы с Русланом пили пиво и закусывали дешёвыми чебуреками, которые я ел первый раз в жизни. А Руслан ест их каждый день. И ему нравится. Мне тоже они понравились, и я даже про себя подумал, что это не так уж и страшно — питаться чебуреками. Главное, что бы был аппетит и хорошее настроение.

Под пиво мы с Русланом опять вспомнили детство. И снова пришли к выводу, что мистическая связь между близнецами вовсе не миф, придуманный учеными, она реально существует, и мы можем о ней поведать любому, кто в этом усомниться. А теперь конкретные факты.

Когда нам с братом было по пять лет, мы оба принесли операцию по удалёнию аппендицита. Ладно, предположим совпадение. Дальше. Когда нам с Русланом было по девять лет, я играл в футбол с ребятами во дворе, и во время этой игры я упал и сильно повредил ногу. Боль была такой сильной, что мой крик слышал, наверное, весь наш двор. Но самое удивительное — Руслан тоже испытал эту боль, при том, что он тогда вовсе не падал. Но он тоже до сих пор помнил об этой боли, которую, как оказалось, мы испытали тогда вместе. Также выяснилось, что в двенадцать лет мы с Русланом чуть не утонули. В один и тот же день и в одно и то же время. Разница была только в том, что я тогда отдыхал с родителями на Кипре и плавал в Средиземном море, а Руслан купался в пруду за городом, в котором он вырос. Но в тот момент мы оба нахлебались воды, и нас обоих вытаскивали на берег без сознания. Правда, Руслана вытащили его друзья, с которыми он обычно бегал на пруд, а меня — спасатели, дежурившие на пляже. В школе мы с братом одинаково ненавидели химию и любили литературу. Также оказалось, что в первом классе мы оба были влюблены в наших соседок по партам, но во втором классе оба поняли, что наши соседки — некрасивые и тупые девчонки, с которыми совершенно не о чем поговорить. Лучшим футболистом мира мы оба, не сговариваясь, считали француза Зидана, а болели и я, и Руслан за московский "Локо". Из иностранных клубов больше всего симпатизировали итальянскому "Ювентусу", хотя в юности оба были фанатами мадридского "Реала"… И таких подозрительных совпадений было ещё очень и очень много.