— И ты, разумеется, не стала этого отрицать? Решила воспользоваться ситуацией, чтобы зацепиться за богатую семью? Что ж, я вовсе не удивлён, это очень даже в твоём духе, Дина!
— Ты ничего не понимаешь, Андрей! — Она опять подошла ко мне, встала напротив и посмотрела в глаза. Её голос дрожал от волнения, а глаза горели каким-то ненормальным, лихорадочным огнём, — Я не хотела выдавать себя за твою мать, я просто хотела выполнить последнюю просьбу Венеры! Клянусь! Но… Когда я впервые увидела тебя, когда я поняла, как ты похож на Германа — единственную любовь всей моей жизни, я не знаю, что со мной случилось… Я вдруг представила на минуту, что ты и есть мой сын! Что именно я выносила и родила тебя, Андрей! От Германа! И когда Шереметьевы предложили мне остаться рядом с тобой, когда сказали, что они согласны, чтобы я жила в их доме и заботилась о тебе, как нянька, я не смогла отказаться! Вся моя жизнь перевернулась в одно мгновение, я больше не чувствовала себя одинокой, Андрей, я больше не страдала от неразделенной любви к Герману, не плакала ночами в подушку, вспоминая его… Ты был его копией внешне, ты унаследовал всю его красоту, а вот характером… Характером ты стал точной копией своей матери.
— И ты решила, что когда я вырасту, то ты соблазнишь меня и сделаешь своим любовником, так? Ведь именно это было твоей мечтой. Раз ты не получила моего отца, то решила…
— Прекрати, Андрей, — резко оборвала меня Дина, — тогда у меня не было таких мыслей, я клянусь тебе! Тогда я любила тебя точно также, как любила бы своего собственного сына! Ты и был моим сыном! Я была готова отдать жизнь за тебя, как и любая мать за своё дитя. Но потом… Ты рос и с каждым годом всё больше напоминал мне Германа. Ты стал его копией, только ещё красивее — это сделали гены Венеры, твоей настоящей матери. И ты… ты влюбился в меня. Поначалу я была в шоке, не знала, как быть в такой ситуации, даже хотела всё рассказать Елене и Вениамину о своём обмане. А потом навсегда исчезнуть из вашей жизни! Но ты так настаивал… Говорил мне такие слова, строил планы на будущее… А ведь когда-то я так хотела услышать это от твоего отца! И ты был таким влюблённым и так страдал от своей первой юношеской любви…
— И поэтому ты решила пойти на невероятную жертву и переспать с молодой копией своей первой и единственной любви, так? — Я не выдержал и рассмеялся ей прямо в лицо. — Просто невероятно! Может, ты ждёшь государственной награды за свой героический поступок, а?
— Прекрати издеваться! Мне тоже было тяжело, я страдала, так как любила тебя! Сначала как сына, которого у меня никогда не было, а потом…
— Достаточно! — Снова не выдержав её наигранно-страдальческого тона, закричал я, — Довольно! Хватит! Ты мне противна, Дина. Теперь ещё больше, ибо раньше я хотя бы думал, что ты…. Но с другой стороны я очень рад, что во мне нет твоей дурной крови! Наверняка, моя родная мать была достойной женщиной, а не такой гадюкой, как ты. И знаешь, я не удивлюсь, если это ты разлучила моих родителей! Наверняка, так оно и было, зная тебя…
— Нет! — Она снова оборвала меня, но на сей раз в её глазах блестели слёзы, а голос дрожал от рыданий, которые её душили, — Клянусь тебе, Андрей, клянусь своей любовью к Герману, я никогда им не мешала! Я любила Венеру! Она была мне как сестра! Клянусь…
— Мне уже всё равно, Дина, мне вообще уже на всё плевать, если честно. Когда-то я любил тебя. Боготворил. Обожал. А сейчас… Сейчас я вот смотрю на тебя и думаю — ты мне противна. И как человек, и как женщина. И я не хочу больше тебя видеть. Прощай. Ты сама всё убила своей ложью и своими интригами, так что…
Я не договорил. Не было больше сил находиться здесь, рядом с Диной, не было слов, чтобы продолжить этот разговор. Мне казалось, что я задыхаюсь в этой комнате и в этом доме, стены которого насквозь пропитаны ложью. Я вышел из комнаты. Дина что-то кричала мне вслед, плакала, умоляла выслушать её, но я даже не обернулся на её крики. Всё кончено. И на сей раз навсегда.
Я спустился вниз. Никого. Даже Оксанка куда-то исчезла. Подумав немного, я побрёл на кухню, где вдоволь напился холодной воды (жара была просто адская, даже в пустыне такой жары, наверное, не бывает!), и когда я уже хотел уйти, мой взгляд вдруг упал на стол, на котором, сверкая в лучах пробивавшегося сквозь плотные жалюзи солнца, лежал острый, хорошо заточенный кухонный нож! Я взял его в руки, повертел, пытаясь понять, какая мысль мне пришла сейчас на ум, и тут…
— Положи нож, — услышал я позади себя негромкий и, как всегда, удивительно спокойный голос Руслана, — у тебя дрожат руки, ты можешь пораниться.
— Заткнись! — Я резко повернулся в его сторону, при этом сжимая в одной руке свою случайную находку, — Это ты у меня сейчас нарвёшься! Кстати, очень вовремя ты появился, братец! Я как раз тебя вспоминал. Думал, может, этот симпатичный ножичек поможет мне решить все наши проблемы? Он же такой острый…
— Положи нож, Андрей. Ты же не японский самурай, который решился вспороть себе живот. Давай спокойно поговорим, пожалуйста…
— Боишься? — Я смеялся прямо его в лицо, — Ах, боишься, значит! И правильно делаешь! Ибо я решил убить тебя, подлый предатель!
Быстрым движением я бросился на брата и схватив его, приложил ему к горлу нож, а потом, поняв, что тот уже в моих руках, засмеялся и добавил:
— Всё, теперь ты получишь своё, мерзавец. Теперь я вспомнил, как тогда, в машине, перед той проклятой аварией ты хотел меня убить! И ты сам мне в этом признался! Ты подстроил эту аварию, я знаю!
— Прекрати, Андрей, ты совсем сошёл с ума! Пора тебе, наконец-то, посмотреть правде в глаза и вспомнить ВСЁ о событиях той ночи, и вообще обо всём, что ты натворил. Пойдём к зеркалу, Андрей!